30.09.2019
НЕ ПАРАЛЛЕЛЕЙ РАДИ, А ПРОСВЕЩЕНИЯ ДЛЯ
Знаменитый американский историк русской революции Ричард Пайпс писал: «Если попытаться установить события, не просто предвосхитившие 1917 год, но и прямо приведшие к нему, то наш выбор должен пасть на студенческие волнения, прокатившиеся по российским университетам в феврале 1899 года. Они положили начало движению протеста против самодержавия, не стихавшему уже вплоть до революционных событий 1905–1906 годов».
Про эту историю стоит вспомнить сегодня и из-за сходства с нынешней, вокруг выборов в Мосгордуму. Недопуск независимых кандидатов спровоцировал протесты в Москве, среди тех, кто вышел на улицы, было куда больше молодых людей, чем раньше. Власть ответила дубинками и неправосудными приговорами. Эти действия не погасили протест, а только усилили его. События 2019 и 1899 г. роднит то, что к резкому перелому в общественных настроениях привели не столько сознательные действия верховной власти, сколько жестокость и хамство исполнителей.
Спокойное, «чеховское» время закончилось для России в 1899 г. После завершившегося взрывами на Екатерининском канале царствования Александра II прошло 18 лет.
Новый император, Александр III, за два года покончил с народовольческим террором. 3000 человек отправили на эшафот, на каторгу, в ссылку. Чтобы законопатить за крамолу лет на 10 куда-нибудь в Верхоянск, даже суда не требовалось – просто согласие министерств юстиции и внутренних дел с решением жандармов.
Народническое «славянофильство с бомбами» вышло из моды. Желание бунтовать у мужика сменилось идеями опрощения – толстовства, или «малыми делами» – помощью голодающим, борьбой с эпидемиями. Крестьянскую тему подхватила и правительственная пропаганда. Александр III оказался еще большим любителем общинных начал, чем Андрей Желябов.
Следующее за народниками поколение – те, кто родился в конце 1860-х – начале 1870-х, – прошло классические гимназии. Это были будущие идеологи и политики 1910-х годов: Владимир Ленин – 1870 года рождения, кадеты Василий Маклаков и Андрей Шингарев родились в 1869 г., Петр Струве – в 1870 г., первый премьер Временного правительства Владимир Львов – в 1872 г., меньшевик Юлий Мартов – в 1873 г., вождь эсеров Виктор Чернов – в 1873 г., глава черносотенцев Владимир Пуришкевич – в 1870. В гимназии они прошли интеллектуальную муштру и школу подчинения: среди сверстников Ленина две трети гимназистов хоть раз оставались на второй год. К концу 1890-х они уже благополучно написали свои первые политические брошюры и стали известны узкому кругу, интересующихся политикой. Это, как тогда казалось, скорее журналисты, чем бойцы.
К 1899 г. Россия уже два десятка лет ни с кем не воюет. Экономика растет как на дрожжах, – промышленное производство прибавляет по 7,6% в год. С невероятной скоростью увеличивается численность городского населения. В драматическом театре – Станиславский, в опере – Шаляпин, еще ставит Петипа, к Толстому и Чехову прибавляются Горький, Андреев, Бунин, Куприн. Число студентов за два последних десятилетия XIX века удваивается: с 15 000 до 30 000 человек.
Санкт-Петербургский императорский университет был основан 8 февраля 1819 г. Каждый год в этот день происходил торжественный акт – заседание в Петровском зале Двенадцати коллегий, вручение наград лучшим студентам, напутственная речь ректора. После этого акта студенты университета расходились по вечеринкам, а группки наиболее буйных отправлялись на Невский проспект, где зачастую напивались и вели себя демонстративно, показывая, что им сам черт не брат. Как пелось в студенческой песне: «Там, где Крюков канал и Фонтанка-река, словно брат и сестра, обнимаются, от зари до зари, чуть зажгут фонари, вереницей студенты шатаются. Они горькую пьют, они песни поют, и еще кое-чем занимаются». Подчас буяны заканчивали вечер в участке. Во всем этом никакой политики – чистое буршество.
Перед торжественным актом 1899 г. (отмечалось 80-летие университета) ректор Василий Сергиевич выпустил обращение к студентам, где бранил их за поведение после предыдущих актов и под угрозой исключения требовал больше не шуметь, расходясь из университета. Тон обращения показался большинству студентов бестактным и обидным: буяны составляли незначительное меньшинство, а распекали как нашкодивших гимназистов всех студентов. Начались сходки, решено было выразить свое неудовольствие во время акта. Заседание шло спокойно, пока на трибуне не появился сам ректор, поднялся шум, раздались свистки – и часть студентов демонстративно вышла из зала.
О возможных волнениях из своих агентурных источников знала и полиция. Решено было преградить студентом выход с Васильевского острова к Зимнему дворцу и на аристократическую Большую Морскую улицу. Были привлечены значительные силы: 550 городовых, конно-полицейская стража, жандармский эскадрон. Как показало впоследствии служебное расследование, офицеры хотели универсантов проучить. Студентов в армии не любили – крамольники, умники. Командовавший конно-полицейской стражей ротмистр Владимир Галле говорил: «Пусть эти мерзавцы посмеют внести замешательство в ряды стражи, – и я их самих отстегаю нагайками». Штаб-ротмистр Владимиров демонстрировал нагайку и заявлял, что «ему и его нижним чинам ротмистр приказывал бить, не стесняясь».
Когда студенты вышли из здания Двенадцати коллегий, то увидели, что по льду Неву не перейти, его специально раскололи у берега. По Дворцовому мосту, где стояли городовые и жандармы, студентов вначале пропускали небольшими группами. А потом неожиданно мост перекрыли. На вопрос, когда будут пускать, ротмистр Нольке отвечал: «Не ваше дело, извольте убираться». На жалобы из толпы, которую грубо оттеснили к зданию Академии наук, жандармы ответили: «За такую сволочь не расстреляют».
Студенты двинулись к другому мосту – Николаевскому, но когда они дошли до Румянцевского сквера, то увидели приближающуюся группу конной полиции. В толпе подумали – сейчас и этот мост перекроют, все окажутся в западне. В полицию полетели снежки. Ротмистр Галле угрожал: «Если вы через четверть часа не разойдетесь, то я прикажу разогнать вас плетьми». Но куда расходиться? И через четверть часа конно-полицейская стража стала бить и студентов, и случайных прохожих нагайками. Это продолжалось несколько минут. Когда отряд исчез так же быстро, как и появился, на тротуаре и мостовой осталось много студенческих фуражек и галош; растерянные женщины и дети плакали, взывая о помощи; на снегу в сквере лежал кем-то перенесенный туда студент, тяжело дышавший, без сознания.
На следующий день университет забастовал. Общественное мнение выступало на стороне студентов. О незаслуженной обиде, нанесенной студенчеству, бессмысленной жестокости полиции говорилось даже в докладе правительственной комиссии генерала Ванновского. В защиту универсантов высказались и некоторые министры, включая Сергея Витте. Студентов поддержала профессура. Обычно далекий от политики Антон Чехов писал Алексею Суворину: «Если государство неправильно отчуждает у меня кусок земли, то я подаю в суд, и сей последний восстановляет мое право; разве не должно быть то же самое, когда государство бьет меня нагайкой, разве я в случае насилия с его стороны не могу вопить о нарушенном праве?».
Но процесс уже пошел. Никто из виновников бессмысленного избиения, проявивших вопиющую некомпетентность и сознательный садизм, не понес наказания.
Протесты охватили все высшие учебные заведения страны и не стихали до 1901 г. Из Московского университета уволили 815 студентов, из Петербургского – больше тысячи. С 1899 г. отчисленных за волнения стали отдавать в солдаты: 183 из Киевского университета, 27 из Петербургского. Причем они не могли занимать должности нестроевого характера, исполнять обязанности полковых или батальонных писарей, хлебопеков, кашеваров, трубачей, барабанщиков.
Озлобленные действиями власти, именно эти изгнанные из университетов (а значит, лишенные будущего) студенты – сверстники Александра Блока, Льва Троцкого, Иосифа Сталина, стали, в частности, главными деятелями эсеровского террора. Кончился покой эпохи царствования Александра III и первого пятилетия правления Николая II. Написанный по следам студенческих волнений «Буревестник» Максима Горького – не шедевр, но вполне прогностичен – скоро грянет буря.
Драматические последствия волнений проявились задолго до 1917 г. Министра просвещения Николая Боголепова застрелил исключенный из Юрьевского университета Петр Карпович; министра внутренних дел Плеве убил выгнанный из Московского университета Егор Сазонов (а руководил им высланный из Петербурга универсант Борис Савинков); великого князя Сергея Александровича взорвал бывший студент Петербургского университета Иван Каляев. Из Петербургского Технологического института выгнали будущего убийцу провокатора Григория Гапона Петра Рутенберга. Бывают обиды, кажущиеся нестрашными, но простить их трудно.
Про эту историю стоит вспомнить сегодня и из-за сходства с нынешней, вокруг выборов в Мосгордуму. Недопуск независимых кандидатов спровоцировал протесты в Москве, среди тех, кто вышел на улицы, было куда больше молодых людей, чем раньше. Власть ответила дубинками и неправосудными приговорами. Эти действия не погасили протест, а только усилили его. События 2019 и 1899 г. роднит то, что к резкому перелому в общественных настроениях привели не столько сознательные действия верховной власти, сколько жестокость и хамство исполнителей.
Спокойное, «чеховское» время закончилось для России в 1899 г. После завершившегося взрывами на Екатерининском канале царствования Александра II прошло 18 лет.
Новый император, Александр III, за два года покончил с народовольческим террором. 3000 человек отправили на эшафот, на каторгу, в ссылку. Чтобы законопатить за крамолу лет на 10 куда-нибудь в Верхоянск, даже суда не требовалось – просто согласие министерств юстиции и внутренних дел с решением жандармов.
Народническое «славянофильство с бомбами» вышло из моды. Желание бунтовать у мужика сменилось идеями опрощения – толстовства, или «малыми делами» – помощью голодающим, борьбой с эпидемиями. Крестьянскую тему подхватила и правительственная пропаганда. Александр III оказался еще большим любителем общинных начал, чем Андрей Желябов.
Следующее за народниками поколение – те, кто родился в конце 1860-х – начале 1870-х, – прошло классические гимназии. Это были будущие идеологи и политики 1910-х годов: Владимир Ленин – 1870 года рождения, кадеты Василий Маклаков и Андрей Шингарев родились в 1869 г., Петр Струве – в 1870 г., первый премьер Временного правительства Владимир Львов – в 1872 г., меньшевик Юлий Мартов – в 1873 г., вождь эсеров Виктор Чернов – в 1873 г., глава черносотенцев Владимир Пуришкевич – в 1870. В гимназии они прошли интеллектуальную муштру и школу подчинения: среди сверстников Ленина две трети гимназистов хоть раз оставались на второй год. К концу 1890-х они уже благополучно написали свои первые политические брошюры и стали известны узкому кругу, интересующихся политикой. Это, как тогда казалось, скорее журналисты, чем бойцы.
К 1899 г. Россия уже два десятка лет ни с кем не воюет. Экономика растет как на дрожжах, – промышленное производство прибавляет по 7,6% в год. С невероятной скоростью увеличивается численность городского населения. В драматическом театре – Станиславский, в опере – Шаляпин, еще ставит Петипа, к Толстому и Чехову прибавляются Горький, Андреев, Бунин, Куприн. Число студентов за два последних десятилетия XIX века удваивается: с 15 000 до 30 000 человек.
Санкт-Петербургский императорский университет был основан 8 февраля 1819 г. Каждый год в этот день происходил торжественный акт – заседание в Петровском зале Двенадцати коллегий, вручение наград лучшим студентам, напутственная речь ректора. После этого акта студенты университета расходились по вечеринкам, а группки наиболее буйных отправлялись на Невский проспект, где зачастую напивались и вели себя демонстративно, показывая, что им сам черт не брат. Как пелось в студенческой песне: «Там, где Крюков канал и Фонтанка-река, словно брат и сестра, обнимаются, от зари до зари, чуть зажгут фонари, вереницей студенты шатаются. Они горькую пьют, они песни поют, и еще кое-чем занимаются». Подчас буяны заканчивали вечер в участке. Во всем этом никакой политики – чистое буршество.
Перед торжественным актом 1899 г. (отмечалось 80-летие университета) ректор Василий Сергиевич выпустил обращение к студентам, где бранил их за поведение после предыдущих актов и под угрозой исключения требовал больше не шуметь, расходясь из университета. Тон обращения показался большинству студентов бестактным и обидным: буяны составляли незначительное меньшинство, а распекали как нашкодивших гимназистов всех студентов. Начались сходки, решено было выразить свое неудовольствие во время акта. Заседание шло спокойно, пока на трибуне не появился сам ректор, поднялся шум, раздались свистки – и часть студентов демонстративно вышла из зала.
О возможных волнениях из своих агентурных источников знала и полиция. Решено было преградить студентом выход с Васильевского острова к Зимнему дворцу и на аристократическую Большую Морскую улицу. Были привлечены значительные силы: 550 городовых, конно-полицейская стража, жандармский эскадрон. Как показало впоследствии служебное расследование, офицеры хотели универсантов проучить. Студентов в армии не любили – крамольники, умники. Командовавший конно-полицейской стражей ротмистр Владимир Галле говорил: «Пусть эти мерзавцы посмеют внести замешательство в ряды стражи, – и я их самих отстегаю нагайками». Штаб-ротмистр Владимиров демонстрировал нагайку и заявлял, что «ему и его нижним чинам ротмистр приказывал бить, не стесняясь».
Когда студенты вышли из здания Двенадцати коллегий, то увидели, что по льду Неву не перейти, его специально раскололи у берега. По Дворцовому мосту, где стояли городовые и жандармы, студентов вначале пропускали небольшими группами. А потом неожиданно мост перекрыли. На вопрос, когда будут пускать, ротмистр Нольке отвечал: «Не ваше дело, извольте убираться». На жалобы из толпы, которую грубо оттеснили к зданию Академии наук, жандармы ответили: «За такую сволочь не расстреляют».
Студенты двинулись к другому мосту – Николаевскому, но когда они дошли до Румянцевского сквера, то увидели приближающуюся группу конной полиции. В толпе подумали – сейчас и этот мост перекроют, все окажутся в западне. В полицию полетели снежки. Ротмистр Галле угрожал: «Если вы через четверть часа не разойдетесь, то я прикажу разогнать вас плетьми». Но куда расходиться? И через четверть часа конно-полицейская стража стала бить и студентов, и случайных прохожих нагайками. Это продолжалось несколько минут. Когда отряд исчез так же быстро, как и появился, на тротуаре и мостовой осталось много студенческих фуражек и галош; растерянные женщины и дети плакали, взывая о помощи; на снегу в сквере лежал кем-то перенесенный туда студент, тяжело дышавший, без сознания.
На следующий день университет забастовал. Общественное мнение выступало на стороне студентов. О незаслуженной обиде, нанесенной студенчеству, бессмысленной жестокости полиции говорилось даже в докладе правительственной комиссии генерала Ванновского. В защиту универсантов высказались и некоторые министры, включая Сергея Витте. Студентов поддержала профессура. Обычно далекий от политики Антон Чехов писал Алексею Суворину: «Если государство неправильно отчуждает у меня кусок земли, то я подаю в суд, и сей последний восстановляет мое право; разве не должно быть то же самое, когда государство бьет меня нагайкой, разве я в случае насилия с его стороны не могу вопить о нарушенном праве?».
Но процесс уже пошел. Никто из виновников бессмысленного избиения, проявивших вопиющую некомпетентность и сознательный садизм, не понес наказания.
Протесты охватили все высшие учебные заведения страны и не стихали до 1901 г. Из Московского университета уволили 815 студентов, из Петербургского – больше тысячи. С 1899 г. отчисленных за волнения стали отдавать в солдаты: 183 из Киевского университета, 27 из Петербургского. Причем они не могли занимать должности нестроевого характера, исполнять обязанности полковых или батальонных писарей, хлебопеков, кашеваров, трубачей, барабанщиков.
Озлобленные действиями власти, именно эти изгнанные из университетов (а значит, лишенные будущего) студенты – сверстники Александра Блока, Льва Троцкого, Иосифа Сталина, стали, в частности, главными деятелями эсеровского террора. Кончился покой эпохи царствования Александра III и первого пятилетия правления Николая II. Написанный по следам студенческих волнений «Буревестник» Максима Горького – не шедевр, но вполне прогностичен – скоро грянет буря.
Драматические последствия волнений проявились задолго до 1917 г. Министра просвещения Николая Боголепова застрелил исключенный из Юрьевского университета Петр Карпович; министра внутренних дел Плеве убил выгнанный из Московского университета Егор Сазонов (а руководил им высланный из Петербурга универсант Борис Савинков); великого князя Сергея Александровича взорвал бывший студент Петербургского университета Иван Каляев. Из Петербургского Технологического института выгнали будущего убийцу провокатора Григория Гапона Петра Рутенберга. Бывают обиды, кажущиеся нестрашными, но простить их трудно.
Подпишитесь, чтобы ничего не пропустить!
Подпишитесь, чтобы получать информацию о наших событиях