Памяти Анны Ахматовой

05.03.2016

Тучка. Тучков пер., 17

Весной 1910 года Ахматова вышла замуж за Николая Гумилева и с осени поселилась в доме у своей свекрови А. И. Гумилевой в Царском Селе. А в октябре 1912 года Гумилев был зачислен на историко-филологический факультет Петербургского Университета, и они с Ахматовой сняли комнату поблизости, в доме 17 по Тучкову переулку, и лишь на последние дни недели обычно уезжали в Царское Село.

«...Был переулок снежным и недлинным
И против двери к нам стеной алтарной
Воздвигнут храм Святой Екатерины...»

В повседневном обиходе они называли свой адрес «Тучкой», а описание его местонахождения в приведенных строчках фотографически точное.

В двух кварталах от «Тучки», на углу Большого пр. и 1-й линии (Ахматова ошибочно называет 2-ю линию) в доме, где, как она пишет, сейчас парикмахерская (в XXI веке - салон красоты), был ресторан «Кинши». Они с Гумилевым иногда ходили туда завтракать, и порой к ним присоединялся снимавший на Кадетской линии комнату О. Мандельштам. «Когда-то в этом ресторане пропил свои часы М. Ломоносов», - замечает она. До чего Ахматова любила такие полуанекдотические детали! Никогда не упускала случая ими поделиться28. Однако, дом, в котором располагался ресторан, был построен в 80-х годах XVIII века, через 15-20 лет после смерти Ломоносова. Так что в этом ресторане Ломоносов не бывал. Но возможно, на этом месте во времена Ломоносова стоял другой дом с питейным заведением, а жил ученый поблизости.

«Бродячая собака». Площадь искусств, 5.

Литературно - артистическое кабape: ответ Петербурга Серебряного века французским литературным кафе времени «Ар деко». «Бродячая собака» художественного общества «Интимного театра» открылась 31 декабря 1911 года в подвале двора дома на углу Михайловской (Искусств) площади и Итальянской улицы. Сам дом построен в 1831 году по проекту Карла Росси. В подвале до 1910 года находился винный погреб когда-то владевшего домом знаменитого коллекционера Павла Дашкова. Там и работала эта своеобразная смесь художественного клуба и кабаре.

Бродильным началом стал Борис Пронин – человек неопределенной профессии, промоутер-энтузиаст. Ему удалось убедить стать соучредителями художников Мстислава Добужинского (автора эмблемы «Бродячей собаки), Николая Сапунова и Сергея Судейкина (расписали стены подвала), архитектора Ивана Фомина (по его рисунку клали камин) и писателя Алексея Толстого. Всего учредителей было тринадцать.

Три помещения: два зала (один побольше, другой совсем маленький) и буфетная. В главном зале вместо люстры – выкрашенный сусальным золотом обруч на четырех цепях, декорированный виноградной лозой. На нем висят две перчатки – мужская и женская. Кирпичный камин в полстены. Огромное овальное зеркало. Под ним длинный диван —почетное место. Низкие столы, соломенные табуретки. Каждый входящий должен расписаться в огромной «свиной» книге, лежащей на аналое перед большой зажженной красной свечой. Накурено, душно, в небольшом помещении к ночи набивается сотня посетителей. Собирались к восьми вечера, расходились под утро.

В основе идеологии нового питейно-театрального предприятия – снобизм. Этот стартап – форпост молодежной контркультуры поколения акмеистов и футуристов. Завсегдатаи ощущают себя небожителями, а остальных посетителей «фармацевтами»-пошляками, которых следует терпеть ради денег, поддерживающих «Собаку» на плаву.

Еще одна важная черта здешней публики –акцентированная маргинальность. Как вспоминал в эмиграции литератор Виктор Ховин: «Там не скрывалось то, что вообще принято было скрывать. Там были откровенные алкоголики, не скрывающиеся наркоманы. Любовные интриги завязывались у всех на глазах. Все знали, что одна поэтесса имеет очаровательную записную книжку, куда тщательно заносит каждого своего любовника, общее число которых давно перевалило за 100. Там неудивительно было услышать от мужчины, что он «вчера был у своего любовника», и вообще вряд ли что-нибудь такое могло удивить или шокировать обитателей этого подвала».

Ахматова писала: «Все мы бражники здесь, блудницы ,как невесело вместе нам! На стенах цветы и птицы томятся по облакам. Ты куришь черную трубку, Так странен дымок над ней. Я надела узкую юбку, чтоб казаться еще стройней. Навсегда забиты окошки: что там, изморозь или гроза? На глаза осторожной кошки Похожи твои глаза. О, как сердце мое тоскует! Не смертного ль часа жду? А та, что сейчас танцует, непременно будет в аду».

Программа ежевечерних представлений состояла из «капустников», в которых пародировались тогдашние театры, танцы, кинокартины, а также сами завсегдатаи кабаре. Танцевали Тамара Корсавина и Ольга Глебова-Судейкина. Смешил знаменитый тогда комик Константин Гибшман. Импровизировал гениальный пианист и законченный алкоголик Николай Цибульский. Напевал песенки собственного сочинения Михаил Кузьмин. Стихи читали Анна Ахматова, Николай Гумилев, Осип Мандельштам, Георгий Иванов, Велимир Хлебников, Владимир Маяковский, Николай Клюев – практически все петербургские стихотворцы 1910-х за исключением сторонившегося этого заведения Александра Блока. Устраивали маскарады, практиковали литературные игры. Читали лекции на разнообразные темы. Чествовали гастролирующих по соседству в Михайловском театре артистов Московского художественного театра, французского комика Макса Линдера, итальянского футуриста Томмазо Маринетти, французского поэта Поля Фора, московского поэта Константина Бальмонта.

Круг завсегдатаев «Бродячей собаки» не был связан и даже не пересекался ни со светским Петербургом, ни с «общественностью». Трудно себе представить в этом подвале гвардейского офицера. Но и депутата Государственной Думы или революционера -подольщика. Чужими были для собиравшегося в артистическом подвале общества и крупнейшие русские прозаики Максим Горький, Иван Бунин, Александр Куприн, Леонид Андреев.

В начале марта 1915 года вспоминал Сергей Судейкин: «С утра, шатаясь по городу, мы пришли в «Бродячую собаку» — Маяковский, Радаков, Гумилёв, Толстой и я. Была война... Карманы пучило от наменянного серебра. Мы сели в шляпах и пальто за круглый стол играть в карты. Четыре медведеподобных, валенковых, обашлыченных городовых с селедками под левой рукой, сопровождаемые тулупным дворником с бляхой, вошли в незапертые двери и заявили, что Общество интимного театра закрывается за недозволенную карточную игру. Так «Бродячая собака» скончалась».

Публичная библиотека. Невский пр., д. 37

1918 год – тяжелейшее время в истории страны и города на Неве. Из-за недостатка продовольствия и других лишений первых послереволюционных лет население Петрограда начало быстро сокращаться (с 2,3 млн. чел. в середине 1917 г. по 740000 к концу 1920 г. – т.е. почти втрое). Промышленность города практически не работала. Люди уходили из города. «Помогать» оставшимся было решительно некому, благодарить их за то, что они «остались дома», - тоже, а город, конечно, стал памятником той бесконечно любящей Россию, ее народ, беспредельно жертвенной интеллигенции, которой уготована была историей поистине трагическая участь. К этой интеллигенции, разумеется, принадлежала А. Ахматова.

Среди наиболее характерных перемен первых послереволюционных лет было изменение социального статуса отечественной интеллигенции. Но именно благодаря ей, оскорбительно названной за либеральный дух «гнилой», культурная жизнь города не замерла: петроградская газета первой послереволюционной поры сообщала об открытии в Академии художеств выставки работы скульптора И. Гинцбурга, о «неделе книги», организованной недавно созданным обществом «Культура и свобода», о регулярно идущих театральных спектаклях.

Культурная жизнь не захирела и тогда, когда в марте 1918 года столица переехала в Москву. Вопреки всем тяжелым обстоятельствам, город сохранил себя как культурную столицу. Неизменно, вопреки всем потрясениям и катастрофам, работала в Петербурге, Петрограде, позже в Ленинграде Публичная библиотека. Это уникальное книжное хранилище, охватывающее литературу на всех языках мира, от древних наскальных надписей до современных книг и газет, играло большую роль в жизни Ахматовой. Одно время в ней работала гимназическая подруга Ахматовой - Валерия Срезневская. С 1915 года более 20-ти лет сотрудником библиотеки был М. Л. Лозинский. Ахматова часто заходила к нему, в библиотечную тишину. Для них эти стены и залы были полны особого обаяния, вызвавшие удивительные слова Лозинского: «Чудеснейшее из чудес земли, человеческая мысль пытает легким и мимолетным пламенем в своей неуловимой и невещественной красоте. И нет в мире высшей драгоценности, чем ее хрупкие следы... Книгохранилище - храм, где обитает Гений Земли. Чем оно древнее и обширнее, тем более мощно веет в нем дыхание этого Гения». Не ответом ли на эти слова стали известные строки Ахматовой:

Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор - к смерти все готово.
Всегда прочнее на земле печаль
И долговечней царственное Слово.

По просьбе Ахматовой Лозинский рекомендовал на работу в Публичную библиотеку ее близкую подругу Н. Рыкову-Гуковскую. А через пару лет Ахматова послала ей открытку с видом библиотеки и на обратной стороне написала: «Нет дома, подобного этому дому. 3 августа 1927 года». Ахматова была знакома и дружна со многими сотрудниками библиотеки и в более поздние годы.

Коммунальные квартиры Ахматовой. Наб. Реки Фонтанки, д. 2 и Фонтанный дом.

Одним из неотъемлемых явлений Петрограда нового быта с первых послереволюционных лет были коммунальные квартиры. Их появление и внедрение в городской быт соответствовало внутренней политике государства. Переселившиеся из неблагоустроенных рабочих окраин люди испытывали благодарность к новой власти. Рабочих селили в комфортабельные «буржуазные» квартиры в центре города, превращая их в коммуналки, ликвидируя тем самым какую бы то ни было комфортабельность.

Большие барские кухни и ванные комнаты превращались в жилые помещения. Камины сменились буржуйками. Оставались лишь не свойственные более позднему строительству высокие потолки. Страдало и внутреннее убранство квартир - сбивали лепку на потолках и стенах, безжалостно крушили старинный паркет. «Уплотнение» в квартирах приводило к делению больших комнат, и только лепнина на потолке, если она оставалась, напоминала жильцу, что он живет в четверти или трети первоначальной комнаты. Бывшие хозяева, если они вообще не были высланы или арестованы, занимали отнюдь не лучшее помещение в этих донельзя измененных квартирах.

Почти все квартиры в центре города превратились в коммунальные, с перечислением фамилий жильцов и указанием, сколько раз звонить к тому или другому жильцу на входной двери, и со своим специфическим бытом. Появилась новая общность людей - соседи по коммунальной квартире. Чаще всего это были люди, которых ничего, кроме так называемых «мест общего пользования», не объединяло. Чуткая к языку Ахматова заметила, как с новым бытом изменился смысл слов. Так, слово «сосед» прежде было близко к понятию «добрососедский», тогда как «сосед» по коммунальной квартире чаще всего связан с понятием недоброжелательства. Были, конечно, и исключения.

Большую часть жизни Ахматова прожила в коммунальных квартирах. Когда она жила вместе с О. А. Глебовой-Судейкиной на наб. Фонтанки, дом 2, их соседкой была доброжелательная простая старая женщина, которая, наблюдая процесс творчества Ахматовой, говорила: «Жужжит!» Это была старушка Макушина. Она впервые назвала Ахматову «Оленем»: «Раньше хоть жужжала, а теперь распустит волосы и ходит, как олень!» Ахматова охотно подписывалась в письмах Пунину – «Олень». Это стало ее домашним именем.

Квартира во флигеле Фонтанного Дома, куда Ахматова переселилась к Н. Н. Пунину, тоже была коммунальной. Л. К. Чуковская вспоминает свое первое посещение этой квартиры (в ноябре 1938-го): «На звонок мне открыла женщина, отирая пар с рук. Этой пены и ободранности передней, где обои висели клочьями, я как-то совсем не ждала - кухня: на веревках белье, шлепающее мокрым по лицу...». Ахматова очень страдала, когда соседка била своих мальчиков, и заступалась за них. Кроме того, в мрачной действительности тех лет у нее были основания предполагать, что соседка по поручению «органов» следит за ней, так как обнаружила признаки слежки.

Ул. Ленина, 34

Ул. Ленина, 34, кв. 23 - последний ленинградский адрес Анны Ахматовой. В 1961 году в Ждановском районе Петроградской стороны Литературным Фондом был построен дом, где поселились ленинградские писатели, нуждавшиеся в жилье. А.Ахматова получила вместе с И.Н.Пуниной и А.Г. Каминской - дочерью и внучкой Н.Н.Пунина - с которыми жила одной семьей(вели совместное хозяйство), трехкомнатную квартиру. Этот дом и сегодня населяют семьи тех, кто въехал туда 55 лет тому назад. Это дом № 34 по ул. Ленина.

Одной из соседок была тогда Е.М.Тагер, к которой Ахматова относилась с большим теплом и сочувствием. Тагер вернулась после многих лет лагерей и ссылок. Известно, что она навещала А.Ахматову, когда та попала в больницу (тогда им.Ленина, ныне Покровскую). Ахматова прожила в этом доме 5 последних лет жизни. Здесь она писала свою прозу «Листки из дневника» , работала над «Поэмой без героя», принимала гостей, в том числе и иностранных исследователей ее творчества. Сейчас в этой квартире живет А.Г.Каминская.

Вернуться к списку