Восстановление Александровского дворца после Великой Отечественной войны. Утраты и приобретения.

02.10.2016

     Восстановление дворцово-парковых ансамблей пригородов Петербурга продолжается уже более 70 лет. Несмотря на этот срок, еще немало предстоит сделать, чтобы компенсировать последствия Великой Отечественной войны для многих памятников. Некоторые объекты только в наши дни впервые с довоенного времени начинают жить подлинной музейной жизнью. К ним относится выдающийся памятник архитектуры, одна из главных императорских резиденций – Александровский дворец в Царском Селе.
Особенностью послевоенного восстановления памятников стало то, что многие подлинные объекты не получили в 1940-х гг. музейного статуса: больше внимания уделялось разрушенным дворцам и павильонам. Поэтому в последнее время становятся доступными для посещения реставрированные здания, степень подлинности которых значительно выше, чем у дворцов, открывших первые залы в 1960-е гг. (например, Большой Ораниенбаумский (Меншиковский) дворец, Фермерский дворец парка Александрия в Петергофе). Александровский дворец является подлинным памятником, сохранившимся во время оккупации 1941–1944 гг., пострадавшим значительно меньше, чем Екатерининский дворец. Однако в данный момент перед реставраторами и музейными работниками стоит задача восстановления отделки жилых интерьеров дворца. В какой же момент она была практически полностью утрачена?
     Нацистские части заняли г. Пушкин 17 сентября 1941 г. К этому моменту была проведена грандиозная эвакуация музейных ценностей в тыл страны. Из Александровского дворца-музея, включавшего парадные залы и жилые комнаты восточного флигеля, были вывезены в эвакуацию ценнейшие экспонаты: более 2000 тысяч предметов (1). Представить каким дворец был оставлен при отступлении советских войск позволяет отчет, составленный научными сотрудниками Пушкинских дворцов-музеев В.В. Лемус, Т.Ф. Поповой и Е.Л. Туровой, производившими последний обход музейных и парковых помещений 15 сентября 1941 г.(2) Часть документа, посвященная Александровскому дворцу, впервые публикуется в приложении к данной статье. За беспристрастной фиксацией облика комнат стоит боль от понимания того, что памятник ждет разорение.
    Оккупация города продолжалась до 24 января 1944 г. За это время Александровский дворец активно эксплуатировался нацистами – здесь стояли воинские части. В публикациях стало появляться очень распространенное в интернет-ресурсах ошибочное утверждение, что в годы оккупации в Александровском дворце располагалось гестапо(3). Источник этой информации в сети не ясен: в печатных изданиях рассматривались последствия войны для интерьеров, о функциях дворца в ходе оккупации практически не упоминалось. Возможно, это заблуждение появилось благодаря искажению формулировки из фундаментального труда А.Н. Петрова: «Здание Александровского дворца было превращено в казарму, а его подвалы – в тюрьму для советских людей; перед главным входом во дворец, на площади, фашисты хоронили своих офицеров»(4). В действительности, гестапо размещалось в комнатах Александра II Зубовского флигеля Екатерининского дворца, на что указывали при допросах жители г. Пушкина, пережившие оккупацию(5). В Александровском дворце располагались воинские подразделения нацистов: в январе 1943 г. здесь стояла рота тревоги 215 немецкой пехотной дивизии (согласно показаниям пленного немца), а в августе 1943 г. – командный пункт отдыхающего батальона 262 пехотного полка 250 испанской пехотной дивизии (показания перебежчика солдата взвода связи Антонио Альгова)(6). Последний факт подтверждается фотографией разрушенной Малиновой гостиной, на стене которой видна надпись на испанском языке.
    Воинские части, занимавшие дворец, менялись в связи с передислокацией войск: новые обитатели вносили свою лепту в разграбление памятника. Однако основной разгром произошел уже в первые месяцы оккупации. Ценным свидетельством о состоянии дворца в это время является рассказ Анны Михайловны Александровой, зафиксированный в протоколе от 28 февраля 1944 г: «В Александровский дворец я попала лишь в конце января 1942 г., когда оттуда ушли части и его нужно было убрать. Грязь была не просветная – также разбитые двери, зеркала, книги библиотеки, все на полу затоптанные, загаженные. Обивка со стен вся содрана, часть оставшихся вещей была собрана в одну комнату, но это были уже не вещи Александровского дворца, а по-видимому из квартир, так как одни вывозили из дворца обстановку, другие привозили уже из города с квартир, и с этим дворцом “культурная нация” поступила варварски»(7).
    После освобождения пригородов необходимо было оперативно оценить масштаб ущерба, нанесенный во время оккупации. Тот факт, что Александровский дворец не был взорван и не представлял собой выжженные стены или груду руин, как многие памятники пригородов, отмечался специалистами на заседаниях, посвященных первоочередным мерам по спасению ансамблей. Не случайно, именно он был предложен Е.Л. Туровой для размещения возвращенных из эвакуации предметов(8). Сохранилась смета «на приспособление Александровского дворца под хранилище музейных дворцовых ценностей» (1944)(9). Отраженные в ней количественные показатели расхода материалов и перечень необходимых работ подтверждают значительную сохранность здания. Основные формулировки перечня звучат подобным образом: «ремонт старой штукатурки», «окраска существующих дверей» и т.д. Речь о замене идет в случае с ветхими лагами или со старым железным покрытием крыши. О степени сохранности здания говорит также наличие в списке пункта «осмотр и ремонт водопроводной сети» и предполагаемая «смена трубопровода при замене 25 % труб и фасонных частей»(10). 
    Если Александровский дворец в целом можно назвать сохранившимся в период оккупации зданием, то состоянию интерьеров в 1944 г. дать точную характеристику сложнее. Существует довольно полная фотофиксация парадных залов и комнат восточного флигеля, осуществленная после освобождения г. Пушкина(11). Фотографии позволяют охарактеризовать парадные залы как практически не пострадавшие в годы оккупации. В жилых комнатах Николая II и Александры Федоровны запечатлен хаос и разгром, но высокая степень сохранности многих элементов отделки потрясает, т.к. к настоящему времени она утрачена полностью. Особенно впечатляет практически не пострадавший во время оккупации лепной декор Кленовой гостиной. Однако надо учитывать, что при анализе сейчас этих фото есть эффект сожаления, связанный не только с объективной горечью потери, но и потребностями сегодняшнего дня: в данный момент даже небольшой фрагмент облицовки Мавританской уборной решил бы многие вопросы при проектировании, в то время как на фотографии этого интерьера 1944 г. среди общего разгрома видны сохранившиеся на своих местах целые плитки.
    Единственным решением, спасшим бы сохранившуюся отделку, было устройство музея семьи Николая II, что подразумевало значительные работы по воссозданию утраченного убранства. Приспособление памятника под любую другую функцию обрекало оставшиеся элементы декора на демонтаж – иначе разместить что-то в помещениях было практически невозможно.
    В этой связи большой интерес представляет схема разрушений Александровского дворца, составленная в 1944 г. На ней только Сиреневый кабинет отнесен к категории «внутренняя отделка не сохранилась», «Домашняя церковь» (Малиновая гостиная) – «сохранились отдельные детали внутренней отделки» (при том, что в этот интерьер было прямое попадание снаряда), а остальные комнаты восточного флигеля и парадные залы – «сохранилась основная часть внутренней отделки». При этом интерьеры восточного флигеля обозначались как «неделимый комплекс: личные комнаты Николая II и Александры Федоровны»(12). 
    Эта оптимистичная характеристика степени сохранности интерьеров после оккупации не нашла отражения в документах по восстановлению дворца. В 1944 г., в крайне сложных экономических условиях среди всеобщей разрухи не могла идти речь о восстановлении отделки, созданной к тому времени только 40 лет назад, тем более оцениваемой негативно с художественной точки зрения. Необходимые работы во дворце подразумевались в буквальном смысле восстановлением, т.е. возвращением к первоначальному облику, задуманному Дж. Кваренги. Сейчас это видится крайне спорным, тогда – вполне оправданным. Объекты пригородных ансамблей оценивались с художественной точки зрения как памятники искусства, творения выдающихся архитекторов и мастеров. Характеристика дворца как историко-бытового памятника, тем более, XIX – начала ХХ века, не виделась важной. Решение о воссоздании экспозиции в комнатах восточного флигеля в тот момент не могло быть принято по этим причинам, к которым прибавился обусловленный идеологией отказ от признания ценной памяти о Николае II. К тому же с административной и финансовой точек зрения, возродить все музеи, существовавшие в пригородах к 1941 г., представлялось нереальным из-за невероятного масштаба работ. Поэтому органы власти видели выход в передачи ряда объектов разным организациям – чаще всего военным.
    В этом смысле Александровскому дворцу повезло. Центральное хранилище как временная структура пробыла в дворце недолго. Весной 1946 г. на уровне правительства страны было принято решение о передаче Александровского дворца и Лицея в ведение Института русской литературы Академии наук СССР (в перечне распоряжений Ленгорисполкома соответствующее решение значится под № 660 от 15 июля 1946 г.)(13). Это означало, что дворец не будет заброшен или не станет закрытым военным институтом.
    Чтобы дать адекватную оценку проектным решениям, осуществленным в 1947–1949 гг. во время приспособления дворца под нужды института, необходимо рассматривать работы в Александровском дворце как часть грандиозного проекта Пушкинского дома по созданию в г. Пушкине научного городка, посвященного истории русской литературы. В ведение Академии наук был также передан Лицей (именно тогда ставший музеем), дача Китаевой, дома Теппера де Фергюссона и Е.А. Энгельгардта и еще несколько зданий для устройства в них квартир сотрудников(14). Александровскому дворцу в этой системе отводилась ключевая роль: литературного музея и хранилища бесценного рукописного собрания Пушкинского дома. Проект, разработанный архитектором Л.М. Безверхним, исходил из этих целей. Остатки отделки конца XIX – начала ХХ в. ликвидировались и заменялись стилизованными классицистическими элементами, задумывавшимися как возвращение аутентичного духа в творение Кваренги. Демонтировался балкон, устроенный в 1890-е гг. С.А. Данини, в жилых покоях Александры Федоровны пробивались новые дверные проемы, Кленовая гостиная делилась на два помещения.
    Пушкинский дом действовал согласно своим целям и логике времени, а из памятника тем самым стирался целый пласт его истории. Бесстрашно отстаивал необходимость сохранения части интерьеров Николая II глава ГИОПа Н.Н. Белехов. Под его председательством 19 апреля 1947 г. прошло заседание Научно-экспертного совета по охране памятников, постановившего: «При восстановлении комнат Николая II-го – большой кабинет, старый кабинет и приемная – реставрировать полностью. В остальных комнатах: бассейной и камердинерской желательно восстановить историческую отделку в пределах совмещения отделки с экспозициями музея»(15). Институт русской литературы аргументировано возражал, указывая на невозможность размещения задуманных ими экспозиций при соблюдении этих условий. Тем не менее, в чем-то удалось прийти к компромиссу и благодаря Н.Н. Белехову до наших дней дошла в значительной степени подлинная отделка Приемной и Парадного кабинета Николая II. Профессионализм сотрудников ГИОПа обеспечил также сохранение на своем месте плафонной росписи первой четверти XIX в., раскрытой осенью 1948 г. во время проводимых работ в помещении рядом со спальней на первом этаже восточного флигеля(16).
    Понять атмосферу, в которой принимались тогда решения по Александровскому дворцу, помогает источник личного происхождения – удивительный в своей искренности и глубине дневник президента АН СССР С.И. Вавилова, регулярно посещавшего объекты Института в г. Пушкине. 7 июня 1946 г., когда дворец только передавали Академии наук, он записал: «Разбитое Царское без всякой надежды подняться. Александровский дворец с провалившимися потолками, прогнившими балками, страшным запахом сырости»(17). Интересна запись от 30 августа 1946 г.: «Вчера в подвалах Александровского Дворца нашли испанский молитвенник (Madrid, 1942) для солдат. На стенах огромные самоувековечивающие надписи каких-то прятавшихся испанцев. <…> Все проходит, проходит и эта тонкая ария тихой смерти, как колыбельная песня всюду здесь. От этого чувства никак избавиться не могу»(18). Когда работы уже шли полным ходом, 19 февраля 1948 г. Вавилов напишет: «Александровский дворец, по-видимому, процесс необратимый. Рушат гнилые балки, заменяя железными. Валится декаданс царицы. Руины. Все прошло. Не вернется. Ни людей, ни идей. Меланхолия руин и катастроф. Какой-то сплошной Forum Romanum и притом без поэзии, а с холодным материализмом»(19).
    Александровский дворец распахнул свои двери как музей Пушкинского дома 10 июля 1949 г. в рамках торжеств, посвященных 150-летнему юбилею А.С. Пушкина(20). Юбилейная выставка монтировалась в парадных залах дворца в авральном порядке. С.И. Вавилов так описал этот день в дневнике: «Ночью поездка в Царское. Белая ночь. Последняя развеска в музее. <…> Сегодня, по-моему, трогательное и блистательное заседание в актовом зале Лицея, в стенах которого некогда раздавался голос звонкий 15-летнего Пушкина. Потом блеск Александровского Дворца. Кружево колонн. Зеленые дубы. Голубое небо. Торжествующий Пушкин. Кажется, хорошее дело сделано. О, если есть что-то схожее с душой Пушкина, где угодно. Неужели оно не отзовется»(21).
    Учитывая контекст времени и цели, которые преследователи инициаторы работ 1947 – 1949 гг. в Александровском дворце, принятые тогда решения будет несправедливо назвать варварскими по отношению к памятнику – по меньшей мере, навредить ему искренне не хотели. Надо учитывать, что тогда восстанавливали «бывший» Александровский дворец – непременно с этим эпитетом употреблялось название объекта. Как дворец он был в прошлом, а в настоящем оставалось здание, возведенное Кваренги. Возможно, полная реализация планов Академии наук по превращению г. Пушкина в настоящий наукоград литературоведения частично примирила бы с реализованными тогда во дворце решениями. Но, по справедливой оценке литературоведа Л.М. Солдатовой, даже к юбилею А.С. Пушкина удалось воплотить в жизнь лишь «ничтожно малую часть грандиозного замысла» по развитию Института русской литературы(22). Особую горечь от потери остатков отделки покоев Николая II и Александры Федоровны вызывает то, что литературный музей, ради которого интерьеры стилизовали «под Кваренги», так и не будет открыт. Сразу после смерти С.И. Вавилова в январе 1951 г. работы были свернуты. Постановлением Совета Министров СССР от 31 августа 1951 г. памятник был передан Военно-морскому министерству в «бессрочное пользование для дальнейшей эксплуатации»(23). 
    Очевидно, что нахождение Александровского дворца в ведении Академии наук способствовало сохранности памятника в процессе эксплуатации. С передачей здания военному ведомству ситуация стала угрожающей. Уже в 1955 г. ГИОП обратил внимание на первые печальные последствия новой роли дворца: «В настоящее время кровля имеет протечки, вследствие чего фасады пришли в неудовлетворительное состояние, на что обращают внимание посетители парка. Современная эксплуатация приводит к быстрой порче художественных паркетов и другого архитектурного декора дворцовых помещений»(24). А в ноябре 1956 г. руководство Ленинграда направило Председателю Совета министров РСФСР М.А. Яснову письмо, где категорически возражало против возбужденного воинской частью № 10279 ходатайства «о снятии с государственной охраны интерьеров Александровского дворца в Пушкине для оборудования в них опытных лабораторий Проектного института»(25). В документе подчеркивалось, что «здание представляет единое, органическое, художественное целое и ценность его интерьеров неотделима от высоких качеств его фасадов» и убедительно доказывалась исключительная ценность памятника как достижения «русской национальной культуры»(26). Решительные возражения Ленгорисполкома опирались, в том числе, на факт восстановления дворца с «большой затратой сил и средств» к 150-летию А.С. Пушкина. Завершающая часть письма достойна полного цитирования: «Ходатайство воинской части <…> вызвано намерением устройства производственных лабораторий, предусматривающих установку в дворцовых помещениях настенных электрораспределительных щитов с прокладкой кабелей, а также специального водопровода и канализации, лабораторных ванн, раковин, дождевальных камер, климатических камер и электровакуумных приборов. Кроме того, потребуется устройство специальной системы вентиляции с разветвленной сетью трубопроводов и т.п. Таким образом, намечаемое использование дворцовых помещений приобретает чисто производственный характер, что безусловно приведет к их искажению и утрате ценности памятника в целом. Исполком Ленгорсовета депутатов трудящихся категорически возражает против снятия с государственной охраны интерьеров Александровского дворца и, учитывая потребности Проектного института, ввиду его специфических требований, считает, что для него должно быть предоставлено другое помещение»(27).
    Впоследствии руководство города продолжит борьбу за выселение военного института из дворца, осуществляя переписку с профильными министерствами. При этом судьба здания не виделась музейной. В протоколе заседания Президиума Ленгорсовета от 22 ноября 1965 г. есть пункт «Об организации в бывшем Александровском дворце в г. Пушкине базы отдыха и об отводе земельного участка для строительства административно- лабораторных зданий и сооружений для воинской части»(28). Было принято решение о разработке соответствующей проектной документации в 1966 г. с целью завершить работы в 1969 г.(29).
    Сложно сказать, какая роль для Александровского дворца была более удачной – военного института или базы отдыха. Как бы то ни было, решение Ленгорисполкома не осуществилось. Министерство обороны освободит часть помещений Александровского дворца лишь к 1997 г. Тогда в жилых покоях восточного флигеля откроется выставка «Воспоминания в Александровском дворце», ставшая важным шагом на пути возвращения музейного статуса памятника. Полностью здание было передано на баланс Государственного музея-заповедника «Царское Село» в 2009 г. в преддверии юбилея ансамбля. В 2010 г. открылись для посещения парадные залы и впервые за долгое время публика смогла познакомиться с этим шедевром Дж. Кваренги. В настоящее время во дворце ведутся реставрационные работы, результатом которых будет появление среди пригородных объектов уникального по исторической ценности дворца, ставшего полноценным музеем.
    История Александровского дворца после войны должна напомнить, что хозяева здания могут меняться, но результат их действий останется частью жизни памятника. Поэтому мы, приспосабливая дворец под музей с восстановлением отделки интерьеров, должны помнить об ответственности за принимаемые сейчас решения и быть благодарными за то, что всю вторую половину ХХ века Александровский дворец жил, пусть и не в качестве музея. Благодаря этому спустя 70 лет после Победы стала возможна его музеефикация в полном смысле – в противном случае от памятника остались бы только стены (существует множество примеров практически необратимого разрушения объектов культурного наследия в результате заброшенности и вандализма уже в наши дни). В данный момент задача реставраторов и музейщиков исправить совершенные ранее ошибки, вернуть в сохранившийся дворец память о его обитателях, раскрыв интереснейшие страницы истории императорской России – для этого сейчас есть все условия. К безусловным достижениям нашего времени относится то, что дворцы Романовых восстанавливаются во всей полноте и больше не именуются «бывшими».
    

Отчет о консервации музейных зданий в г. Пушкине и сохранности их на 16/IX-1941 г. (отрывок) Александровский дворец-музей
1. В личной половине все окна были забиты досками, за исключением маленьких служебных комнат (гардеробная Николая II и Александры Федоровны, туалетная). В парадных комнатах были полностью забиты досками окна в 2-х библиотеках; в анфиладе забиты только окна меньшего размера, большие центральные окна оставались не заделанными. Вечером 15/IX оконные стекла парадных зал и личной половины Александры Федоровны были разбиты на 50 %, главным образом, от сотрясения воздуха во время артиллерийского обстрела (окна разбиты в разной степени, как заделанные досками, так и не заделанные). Стекла в личных комнатах Николая II, на выставке «Оборона Петрограда», в комнатах ожидания, в комендантской были полностью целы.
2. Вся мебель (стулья, кресла, этажерки, столы небольшого размера) была сосредоточена в комнатах подвала бывшего санатория НКВД. Диваны, 2 рояля, фисгармония и пианино в порядке расставлены в коридоре между личными комнатами.
3. Фарфор, оставшийся от эвакуации, преимущественно императорский завод ХХ столетия и др. русских заводов того же времени, сосредоточен в дворцовом подвале (около комендантской), изолированном от др. подвальных помещений.
4. Бронза – все художественные изделия, а также все медные вещи кроме нескольких мелких настольных безделушек были полностью эвакуированы в Горький, Сарапул и Ленинград. В том числе были полностью сняты и эвакуированы все люстры в музейных помещениях.
5. Картины – все масло полностью были эвакуированы в Горький, Сарапул и Ленинград, кроме нескольких фондовых картин, не имеющих большой художественной или исторической ценности (в частности работы дочерей Николая II).
6. Акварели, гуашь, литографии, имеющие значительную художественную или историко- бытовую ценность были эвакуированы, оставшиеся были сняты со стен музея и сосредоточены в 2-х помещениях подвала бывшей санатории НКВД, там же помещались рамы от эвакуированных картин и рисунков. Из библиотечных коллекций эвакуированы почти все гравюры XVII-XVIII и частично XIX вв., а также наиболее интересные альбомы с гравюрами.
7. В комнатах музея осталась только наиболее громоздкая мебель, а также на стенах рамы большого размера. Исключение представляли следующие комнаты:
   1) Во 2-й и 3-ей библиотеках остались библиотечные шкафы с книгами, полушкафы и витрины с литографиями, альбомами и др. В 3-ей библиотеке из верхних шкафов вынуты все книги (находятся в кабинете Кучумова) и сняты стеклянные дверцы, последние были перенесены в 3-ю и 4-ю комнаты выставки «Оборона Петрограда», т.е. подготовлены для переноски в подвал. В течение последних дней работа эта была приостановлена, так как 13/IX и 15/IX в подвале происходили перестановки мебели и других вещей в связи с переездом в подвал АДМ районных руководящих организаций.
  2) В кладовой гостиной, сиреневом кабинете и парадном кабинете Николая II – остался целый ряд диванов, шкафов, полушкафов, вделанных в стены.
  3) В спальне Александры Федоровны остались кровати с матрацами и несколько громоздких витрин, столов и шкафов (дерево, крашенное белой краской).
  4) В рабочем кабинете Николая II остались шкафы и полки для книг, письменный стол и большая оттоманка с боковыми подушками, в которых находились мелкие вещи из рабочего кабинета, приемной и бассейна.
  5) В бассейной комнате остался на месте кожаный диван, в уборной на полу, снизу доверху сложены книги из рабочего кабинета Николая II. Кроме того, вещами заняты следующие комнаты, не имеющие прямого музейного значения: 
       1) Фонды. Все книги представляющие известную ценность были эвакуированы, остальные сохранились на месте.
      2) В дежурной комнате экскурсоводов остались 5 шкафов с книгами из 3-ей библиотеки и стулья красного дерева с красным бархатом, сложенные друг на друга.
      3) На личной половине в коридоре и некоторых комнатах лежат сложенные ковры (сшитые из бобриковых дорожек).
      4) Помещение выставки «Оборона Красного Петрограда» было освобождено от всех экспонатов, которые были сложены в одной из комнат подвала бывшего санатория НКВД; на выставке остались фанерные щиты, 2 макета (во 2-й комнате макет бронепоезда и в 3-ей комнате – большой макет «Бой под Александровкой») и в 2-х последних комнатах сложены стеклянные дверцы от библиотечных шкафов, и мелкие рамы от картин).
      5) На чердаке на некотором расстоянии друг от друга находились бочки с водой и положенный небольшими кучками песок, наиболее благоприятно в противопожарном отношении был оборудован чердак Детского дома.
      6) Повреждения фасада АДМ не было. В 12 час. ночи с 15/IX на 16/IX в момент оставления дворца хранителем в музее оставались несколько музейных служащих и несколько работников охраны. Хранителем было дано указание при уходе из дворца запереть входную дверь и ключи сдать в охрану. В помещении подвала АДМ находились руководящие органы районные организации. Несколько комнат подвала были заняты музейными вещами из этих помещений некоторые двери были закрыты на ключ, другие забиты гвоздями.
                                                                                                                              ЦГА СПб. Ф. 8557. Оп. 6. Д. 1095. Л. 4-5.

                                                                        Список сокращений:
АДМ – Александровский дворец-музей
ЦГА СПб – Центральный государственный архив Санкт-Петербурга
ЦГАКФФД СПб – Центральный государственный архив кинофотофонодокументов Санкт- Петербурга
ЦГАЛИ СПб – Центральный государственный архив литературы и искусства Санкт- Петербурга
СПФ АРАН – Санкт-Петербургский филиал архива Российской академии наук
ГИОП – Государственная инспекция по охране памятников (ныне КГИОП – Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Правительства Санкт-Петербурга)

(6) Там же. Л. 118.
(7) Там же. Л. 75.
(8) Это предложение было высказано Е. Л. Туровой на конференции, посвященной вопросу реставрации пригородных дворцов (21–22 марта 1944 г.): «<…> для того, чтобы обеспечить возможность открытия дворцов и павильонов, необходимо серьезно говорить о работе по огромной коллекции вещей, которая находится в тылу и частично в Ленинграде. Нужно подготовить все эти вещи, а для этого нужна большая работа и главным образом помещение, которого нет в Ленинграде. Для этого требуется соответствующее хранилище, и единственным помещением, относительно свободным (так как выделать в Ленинграде никто не даст!) помещением является Александровский дворец в своей немузейной части. В других пригородах нет соответствующего помещения» (ЦГАЛИ СПб. Ф. 468. Оп. 1. Д. 118. Л. 28 об.).
(9) ЦГАЛИ СПб. Ф. 411. Оп. 2. Д. 5. Л. 117–125.
(10) Там же. Л. 123–124.
(11) Большинство фотографий не опубликовано и хранится в фондах разных учреждений (ГМЗ «Царское Село», ЦГА СПб, ЦГАКФФД СПб, КГИОП).
(12) ЦГА СПб. Ф. 8557. Оп. 9. Д. 24. Л. 17.
(13) ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 25. Д. 55а. Л. 40.
(14) СПФ АРАН. Ф. 150. Оп. 1 (1946). Д. 35. Л. 8.
(15) СПФ АРАН. Ф. 150. Оп. 1 (1948). Д. 40. Л. 17.
(16) СПФ АРАН. Ф. 150. Оп. 1 (1948). Д. 39. Л. 54-55.
(17) Вавилов С. И. Дневники. 1909–1951. Кн. 2. 1920, 1935–1951. Отв. ред. В. М. Орел, сост. В. В. Вавилова. М., 2012. С. 280.
(18) Там же. С. 286.
(19) Там же. С. 341.
(20) Подробное описание открытия см.: Вестник АН СССР. 1949. № 7. С. 37–40.
(21) Вавилов С.И. Ук. соч. С. 392–393.
(22) Солдатова Л.М. Традиция памяти Пушкина на виражах политической жизни России ХХ века // Русская литература. 2006. № 1. С. 184.
(23) СПФ АРАН. Ф. 150. Оп. 3 (1951). Д.
(24) Л. 28. 24 ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 37. Д. 1226. Л. 97.
(25) ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 37. Д. 1253. Л. 187.
(26) Там же.
(27) Там же. Л. 187, 188.
(28) ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 42. Д. 654. Л. 221.
(29) Там же. Л. 230.


Вернуться к списку