Школа. 1950 — 1960-е.

01.09.2019

Петроградская сторона моего детства была похожа на голландский сыр — вся в дырках. Строительство здесь закончилось в 1914-м. В послевоенное время сталинские жилые дома построили только там, где немецкие бомбы разрушили старую застройку, — в основном на Кировском (Каменноостровском) и Большом проспектах. А на месте деревянных домиков, еще во множестве существовавших со времен Первой мировой войны и сожженных в Гражданскую войну и Блокаду, были многочисленные полусадики-полупустыри. Дворы — лабиринты дровяных сараев. Вся жизнь в дворах проходила, они сложным образом соединялись, перетекали друг в друга. Можно было путешествовать и по подвалам, превращенным в бомбоубежища. Словом, рай для детей.
 
Рядом с домом был огромный полусад-полупустырь между Кировским проспектом, улицами Льва Толстого и Рентгена. Его называли «за сеткой» — там была огороженная площадка, где мы играли в футбол. Напротив парадной — огромный парк больницы Эрисмана, рядом «поповский» садик, где стоит до сих пор статуя изобретателя радио.
 
Ни особых социальных, ни особых национальных проблем в школе у меня не было. Учился я средне, был крайне лживым и живым мальчиком. Больше всего мне нравился такой трюк: время от времени мы открывали окно, дети меня выставляли на подоконник, и я громко объявлял голосом диктора Левитана: «Граждане города Ленинграда, через пять минут с вами будет говорить фюрер немецкого народа Адольф Гитлер». Война закончилась недавно. Под окном школы собиралось довольно много народа, одноклассники были очень довольны.
 
Наша школа выходила на правительственную трассу, и во время проезда важных делегаций мы должны были их приветствовать. Сильнейшее впечатление произвели Фидель с Хрущевым и Де Голль с Косыгиным.
 
Важное событие для школы — сумасшедший, забравшийся на крышу соседнего дома (напротив ДК Ленсовета, там сейчас располагается Макдональдс). Безумец грозился спрыгнуть, а милиционеры вели с ним переговоры. А мы все прогуливали и наблюдали — интересно же. Но потом стало скучно и стремно, большинство, и я в том числе, вернулись в классы. А в это время этот персонаж прыгнул и разбился. Как мы завидовали тем, кто дождался, увидел!
 
Отметки у меня были средние. По истории, географии и литературе — пятерки, по остальным предметам — тройки. Помню, меня корила наша классная руководительница, милейшая Люция Павловна. Надо было придумать причину своих неудач, и я, не обинуясь, заявил: «Люция Павловна, не вызывайте родителей в школу, они меня страшно колотят. Мать — о холодильник, а когда устанет, за дело берется отец, бьет о батареи парового отопления». Люция Павловна все же позвонила родителям и попросила прекратить садистские издевательства. Эта история долго еще вспоминалась у нас дома как пример моего безудержного вранья.
 
Отец работал тогда над своей докторской диссертацией, посвященной ереси жидовствующих. Эта история кончилась казнью еретиков (отец считал, что обвинения были ложными) на костре. Среди сожженных был и посольский дьяк, фактический министр иностранных дел времен Ивана III Федор Курицын. Отец, кстати, доказал, что именно он был автором знаменитой «Повести о Дракуле». Эта история меня увлекла, и лет в 12-13 я пытался написать исторический роман и вообще решил стать писателем.
 
В восьмом классе я пошел в литературный клуб «Дерзание» при ленинградском Дворце пионеров, намереваясь стать прозаиком. Даже написал какое-то количество рассказов, примерно шесть. Образцом для подражания служили Катаев, Ильф и Петров, Бабель, Славин, Козачинский, Олеша. Южнорусская, словом, проза. Конечно, на меня влияние оказала исповедальная проза шестидесятников: Аксенов, Гладилин и прочие будь здоров, школяр. В общем, читал я журнал «Юность», да и «Новый мир» не пропускал. Я не создавал шедевры. Это были смешные рассказы, можно сказать, юмористические.
 
Меж тем 71-я школа закрылась. Коммуналки на Петроградской расселялись, многие ученики уехали жить в Купчино и на Гражданку. Впрочем, школа была восьмилеткой, так что все равно надо было искать новую. Я выбрал школу № 73 на улице Льва Толстого, угол Скороходова (сейчас — Большая Монетная). Дом в 1980-е перестроили, теперь это здание клиники нефрологии и урологии Первого Меда.
 
В 73-й школе я, в общем, устроил итальянскую забастовку: прогуливал, хамил учителям. Тут мои родители, в основном мамаша, озабоченные тем, что у меня образовалась тройка по поведению, а я, не придавая этому значения, щупал в комиссионке материю и пропадал во Дворце пионеров, нашли мне новую школу. Выяснилось, что у знакомых моего отца, Ольги Лазаревны и Ахилла Григорьевича Левинтонов, сын Гарик поступил в 30-ю школу, математическую, и там замечательно учат литературе. Мальчик, как говорили, буквально расцвел.
 
Я совершенно не знал этого Левинтона, знал только, что он якобы знает лучше меня географию, во что не верил абсолютно и был, кажется, прав. Я знал все столицы всех стран мира, включая колонии и самоуправляющиеся территории.



Вернуться к списку